Упущенная победа

Серебряный призер Олимпиады в Сараево саночник Сергей Данилин вспоминает тревожную зиму 1984 года.

Игры в Сараево проходили на фоне все увеличивающегося политического напряжения. СССР периода расцвета застоя имел как никогда сильное международное влияние. Однако сменявшие друг друга генсеки (прямо во время Игр умер Юрий Андропов) породили нестабильную обстановку в политическом руководстве страны. Впрочем, на генеральном курсе партии это мало сказывалось. Холодная война вступила в период апогея. Рейган уже успел назвать нашу страну империей зла, а в недрах ЦК зрело решение о бойкоте летней Олимпиады, которая должна была пройти в Лос-Анджелесе. Наши спортивные команды во всех видах спорта боролись если не за победы, то, во всяком случае, за медали. Неудивительно, что, собираясь в Сараево, победу в общекомандном зачете наше спортивное руководство считало само собой разумеющемся делом. Но произошло неожиданное. Свинью подложили наши же братья по социалистическому лагерю. Сборная ГДР победила во всех своих традиционных дисциплинах: коньках, бобслее, санном спорте, женском фигурном катании, прыжках с трамплина. Мы же, напротив, недобрали в лыжах, биатлоне, коньках. Не получили мы планируемых медалей и в санном спорте, где четырьмя годами раньше уверенно вышли на мировую арену, а в Сараево считались фаворитами. Надо сказать, что и выступление наших саночников в 84-м году было лучшим за всю историю – три медали. Однако «золота» не было. Его и еще нескольких медалей высшего достоинства, видимо и не хватило для общей победы. Об этом и о многом другом вспоминает чемпион мира, серебряный призер Олимпиады-84, лучший спортсмен в истории российского санного спорта Сергей Данилин.

– Олимпиада в Сараево была первой Олимпиадой, на которую я ехал в ранге лидера команды. Четырьмя годами ранее я выступил в Лейк-Плэсиде, но участником тех игр я оказался благодаря стечению обстоятельств: сломал ногу один из сборников, и меня, тогда еще 19-летнего спортсмена, срочно ввели на его место. Поскольку до этого я катался исключительно на юниорских соревнованиях, то и каких-то задач на тех Играх передо мной не ставилось.

Итогом зимней Олимпиады–80 для нашей сборной стала победа Веры Зозули и «бронза» Ингриды Амантовой. Я тоже выступил неплохо. Словом, результаты показали, что с немцами, законодателями мод в санном спорте, мы можем успешно бороться.

– Успех, хотя и тщательно готовившийся, в Лейк-Плэсиде, очевидно, скорректировал планы на Игры в Сараево. Каковы были задачи, которые ставились перед вами и перед сборной в целом?

– Задачи были наполеоновские. Я к тому времени успел уже стать чемпионом мира, несколько раз становился победителем популярного в те годы «турне четырех трасс» (прообраза современного Кубка мира), и поэтому от меня буквально требовали золотую медаль. Сам я тоже ощущал себя, как говорится, на все 100%. Трассу в Сараево мы изучили заранее, в 1983 году там прошел и чемпионат мира, и предоолимпийская неделя, так что каких-то секретов она для нас не представляла. На тот момент это была одна из лучших трасс в мире. Югославы вообще хорошо строят подобные сооружения – не случайно трассу в Сигулде наше руководство тоже доверило строить им. Сам городишко тоже произвел неплохое впечатление: вполне ухоженный, симпатичные горные пейзажи, приветливая публика. Как выступил на олимпийской трассе в 1983-м, уже и не помню точно. В «призы» попал, а каким был конкретно – не скажу.

– А можете вспомнить само время, передать, как говорят, дух эпохи? Как собирались на Олимпиаду, с кем и о чем разговаривали, куда ходили сами, а куда вызывали?

– Ну а что тут особо вспоминать. Тогда ведь «все было хорошо». Обстановка стабильная. Денег на подготовку не жалели, сборы проводили где угодно и сколь угодно много времени. Дома в то время за год бывал месяца три, а то и меньше. Но на это никто особо не жаловался – это было нормально, и все понимали, ради чего все это делается. К Сараево готовились не только спортсмены. В 1983 году специально для меня были сделаны специальные цельнометаллические сани. Особенностью их был очень узкий полоз и отсутствие люфта между частями, который, хотя и в микроскопических дозах, существует в обычных санях, где полоз крепится к корпусу. Опробовали мы их как раз на предолимпийской неделе, и ехали сани очень хорошо. Но немцы, когда сообразили, в чем дело, сразу же через техническую комиссию эту модель «зарезали». Тут нам с ними соперничать было трудно: всем, что касалось правил, заправляли они, и все технические новинки принимались или отвергались в зависимости от того, нравились они им или нет.

Так что выступал я на своих «боевых». Сани в те годы мы делали в Латвии, а полозья использовали в основном австрийские. Еще одна деталь того времени – полозья отдельно от саней не продавали, и нам приходилось покупать у Австрии сани, снимать с них полозья, а остальное отправлять в спортшколы. Некоторые, правда, использовали наши полозья (бронзовый призер Сараево Валера Дудин, например), но мне больше нравились австрийские. В те годы мы могли себе позволить практически все.

Летели в Югославию в составе нашей основной делегации, а во время самих Игр жили по соседству с конькобежцами.

– Но какие-то соревнования помимо санного турнира ходили?

– Ходили по традиции на «ледовые» дисциплины – на хоккей, на фигурное катание, соревнования конькобежцев. Однако не могу сказать, что нас эти соревнования так уж захватывали. Болели-то в первую очередь за свой вид.

– Сама Олимпиада запомнилась чем-то особенным – вы ведь не на многих Играх были?

– Так, чтобы уж на всю жизнь, я бы не сказал. Во всяком случае, тюрьма в Лейк-Плэсиде, в которой мы жили, врезалась в память куда сильнее. А Сараево… Там все было очень аккуратно, для спортсменов был выделен целый микрорайон, хорошие жилые дома – туда потом обычных людей заселили. От места, где мы соревновались, жилье было совсем недалеко. На автобусе максимум 40 минут.

– Как с погодой было – на зимних Играх ведь часто проблемы со снегом бывали?

– Погода была превосходной. Легкий мороз, небольшой снег, тепличные практически условия.

– Зрителей на ваши соревнования много ходило? Все-таки в Югославии санный спорт – что-то вроде экзотики.

– Зрителей было очень много. И местных, и туристов, и из других наших команд приходили. За нас конькобежцы приходили болеть. На старте в основном подбадривали, ну и в финишном городке всегда подходили, говорили всякие теплые слова.

– После соревновательного дня с кем-нибудь общались или готовились к следующему дню?

– Не общался практически ни с кем. На подготовку саней много времени уходило. Шлифовку и доводку полозьев я лично никому не доверял. Все делал сам. Занимало это около трех-четырех часов в день. Был у нас, конечно, механик, но окончательную доводку я предпочитал делать самостоятельно. Это меня и внутренне успокаивало.

– А что чаще всего вспоминаете, когда оглядываетесь в прошлое?

– Свое выступление в первую очередь. Тогда мы состязались по старым правилам (последний, по-моему, раз – следующий год этого уже не было), и в день проходил только один заезд. Таким образом, выступали четыре дня подряд. В самом первом заезде у меня, фаворита турнира, непосредственно перед стартом случилась большая неприятность. У меня была привычка: шлем я застегивал буквально за минуту до старта. А тут он вдруг не застегнулся. Представляете?!! Пришлось ехать с расстегнутым шлемом. Постороннему человеку это может показаться ерундой, а ведь это совсем не ерунда. Сани мчатся со скоростью 120 км/ч, виражи, перегрузки. Мне же приходится и за трассой следить, и о том думать, как бы шлем не слетел. Словом, показал я после первого заезда только восьмое время и оставшиеся три дня я это отставание отыгрывал. А санный спорт – это ведь не лыжи, секунду у нас отыграть практически невозможно. В общем, удалось мне за оставшиеся три заезда вылезти на второе место…

– Надо полагать, журналисты вас в Сараево часто беспокоили? Какие больше – наши или зарубежные?

– Наши, конечно. Кто – я, правда, уже не помню, но домогались часто. Немцы гораздо реже подходили. Во-первых, языковой барьер (русский они в большинстве своем слабо знали), а во-вторых, мужские одиночники у них тогда были не «на ходу», и они все больше за своими женщинами следили – там они в Сараево весь пьедестал заняли. Хотя, конечно, вопросы задавали. Но я ничего не сказал – за нами кагэбэшники следили. (Улыбается.)

– И много их было на Олимпиаде?

– Как полагается – у каждой команды свой. У нас свой был. Ничего, кстати, плохого о нем сказать не могу. Этот мужик с нами часто ездил, на нескольких Олимпиадах был, а уж про чемпионаты мира – и вспоминать нечего. Вполне нормальный был человек. Мы с ним и в футбол играли, и на зарядку с нами часто бегал – не затем, чтобы следить, а для здоровья и, вообще, за компанию.

– Политическая обстановка в те годы была, мягко говоря, непростая. Непосредственно во время Игр умер Андропов, всего через несколько месяцев после окончания Игр мы объявили о бойкоте летней Олимпиады в Лос-Анджелесе. Холодная война, одним словом. На вас и на команде саночников это как-нибудь сказывалось? Помнится, в те годы были популярны всякого рода политинформации, партсобрания, митинги.

– Политинформация – это дело святое… (Смеется) Они у нас на каждых сборах проводились. Перед каждой политинформацией у нас в обязательном порядке раздавались поручения – кто что подготовит. За тем, чтобы никто не отлынивал от общественной нагрузки, следил комсорг. Некоторое время комсоргом был я. Правда, это было уже после Сараево, а кто тогда был, я уже не помню.

Не хочу сказать, что мероприятие это носило формальный характер. Ответственные за его проведение брали газеты, делали из них какие-то выжимки, доводили своим товарищам. Прослушанная информация обсуждалась. В общем, люди не сидели просто так эти полчаса, а знакомились с тем, что в мире происходит.

Мы и стенгазеты выпускали. Тоже выбирали в начале каждого сезона редактора, он нам давал в течение года задания. Газета, впрочем, имела больше юмористическое направление, была эдакой отдушиной во время работы на сборах. Ну и о текущих событиях в команде там тоже, конечно, писали.

– Если даже политинформация проводилась на таком серьезном уровне, то какова же была ответственность за результат? Оргвыводы по итогам Олимпиады были сделаны?

– Такого, как в хоккее, у нас, конечно, не было. То есть непременных побед никто не требовал. Хотя, конечно, после победы Зозули в Лейк-Плэсиде на Играх 1984 года рассчитывали, по крайней мере, на одну золотую медаль. На саму Веру, кстати, в этом смысле уже не рассчитывали. Надеялись, что в призах будет, но на большее планов не строили. Она на пьедестал не пробилась, но из этого никто трагедии делать не стал. Порадовал Валера Дудин, занявший в одиночках третье место. На него никто не рассчитывал.

Сборная ГДР в те годы была сильна как никогда. Не случайно именно она в итоге выиграли в Сараево общекомандное первенство. Однако что касается санного спорта, то как раз у нас в те годы соперничество шло на равных. Это потом, когда мы ушли, оказалось, что сменить нас некому и наши саночники теперь ни на что, кроме 20-30-х мест, нигде не претендуют. А в те годы мы немцев обходили часто. Они, конечно, бесились со страшной силой. Особенно, помню, достали мы их, когда на их родной трассе в Оберхоффе поставили рекорд, который никто не побил до тех самых пор, когда эта трасса была реконструирована. После этого они нам палки в колеса вставляли, где только могли. На своих трассах (в Сигулде ведь желоб был построен только в 1986 году) и время давали самое плохое, и лед всегда был разбит – старались, одним словом.

Каких-то разборок, после того как я занял второе место, не припомню. Собрались, конечно, что-то обсудили, но все это в рабочем порядке, без напрягов. Детальный разбор полетов (чисто соревновательной части) мы всегда делали позже. А что до оргвыводов, то им я удивляюсь до сих пор. В Сараево мы выступили как никогда – завоевали три медали, очков в неофициальный командный зачет принесли больше чем четырьмя годами раньше, а старшего тренера Сергея Алексеева все равно сняли. Мотивировка, наверное, была следующая: нет золотых медалей. Для победы в общекомандном зачете нам ведь не хватило именно «золота». Хорошо, что хотя бы хоккеисты после поражения в Лейк-Плэсиде сумели выиграть, а то, думаю, оргвыводы были бы еще круче.

– Острое соперничество с ГДР сказывалось как-то на ваших взаимоотношениях со спортсменами из этой страны?

– Видимо, да. Хотя в том не наша вина. С соперниками мы всегда вели себя достаточно дружелюбно. С итальянцами, с западными немцами достаточно много и по-доброму общались. А восточные – они сами вели себя как-то замкнуто. Все где-то там себе на уме. Вокруг саней своих все время заборы возводили – не дай бог кто увидит. Мы, правда, тоже во время подготовки (да и на соревнованиях) свои сани вблизи никому не показывали.

– Товарищ из комитета за это отвечал?

– Нет, он с «человеческим материалом» работал – чтоб, не дай Бог, кто-то куда-то не свинтил, не свалил. Опасения, что кто-нибудь убежит, имели под собой вполне конкретные основания. И мне в период с 1983-го по 1987 год не раз предлагали уехать. Немцам я был не слишком нужен, а вот американцы часто звали. Один парень с Украины туда подался и считается сейчас одним из основателей американской санной школы вместе с чехом. Он, кстати, меня в 86-м году и уламывал. Но мы тогда были воспитаны в весьма патриотическом духе. Мне даже жалко иногда бывает, что так сложилось.

– Ваша карьера была довольно продолжительна – на пяти Олимпиадах выступили. Впрочем, для саночников возраст не помеха. Как решили завершить карьеру? Почему?

– Много причин. Результаты стали падать. Денег нет – сани купить не на что, поехать нормально потренироваться некуда. А дома семья, двое детей, их кормить надо. В 1984 году мы в деньгах нужды не имели. Моя зарплата была 400 рублей, и проблем я не знал никаких. Премии за Олимпиаду, конечно, были не такие, как сейчас – 50 тысяч долларов, но на жизнь хватало вполне. А сейчас я иногда думаю: вот ведь послал Бог рано родиться. Сейчас на Кубках мира мог бы достойные деньги зарабатывать. Все-таки призер Олимпиады. В других странах такие люди живут достойно до самой старости, а я, закончив со спортом, за какую только работу не брался. Сейчас вот компьютерной мебелью торгую, аксессуарами всякими, а первое время занимался буквально всем подряд. И водку из Белоруссии с друзьями возил, и из Польши капусту таскали целыми фурами. Овощную базу акционировали, потом фирма наша развалилась. К нынешнему своему бизнесу с большими трудностями шел. Иногда связи помогали, которые, еще будучи спортсменом, завел, но большей частью все приходилось делать самому.