Радость и грусть

Олимпиада во французском местечке Альбервиль открыла новую страницу в международном олимпийском движении. Эта Олимпиада стала прощальной для непобедимой советской сборной.

Сборной, выступавшей в тот год под олимпийским флагом и странным названием «Объединенная команда». На этой же Олимпиаде состоялся олимпийский дебют популярной ныне спортивной газеты «Спорт-Экспресс», основанной за полтора года до открытия Игр. Своими воспоминаниями делится заместитель главного редактора «СЭ» Владимир Гескин.

– Игры в Альбервиле стали дебютными для «СЭ». На Олимпиаду мы приехали вдвоем со Львом Россошиком и, несмотря на практически полное отсутствие денег, намеревались обойти всех и во всем, для чего были готовы сделать все возможное и невозможное. Это было крайне трудно, тем более что даже современными техническими средствами мы не располагали. А время не стояло на месте. Хорошо помню потрясение, которое испытал во время открытия Игр, увидев на трибуне Виктора Гусева и Константина Клещева (тогда корреспондентов ТАСС), вооруженных мобильным телефоном. Для нас это была какая-то космическая техника. Подозреваю, что у них и компьютер уже был, но тогда я специально интересоваться не стал. А то, думаю, испытал бы еще больший шок.

Олимпиада для фотографов

Альбервиль – небольшая железнодорожная станция, к тому же грузовая. Главный пресс-центр расположился в большом ангаре-складе, на время переоборудованном под нужды прессы. Погода стояла довольно промозглая. К тому же в день приходилось многократно испытывать перепады атмосферного давления. Происходило это за счет того, что гостиница, где жили все российские журналисты, находилась высоко в горах. Оттуда мы ежедневно спускались по крутому серпантину в Альбервиль, где садились на автобус и ехали опять в горы на какие-нибудь соревнования.

Я это к чему говорю? Поводов выпить было предостаточно. Но в пресс-центре алкоголя не отпускали. Вернее, отпускали, но в одной-единственной точке и по каким-то запредельным ценам. Обнаружив такое обстоятельство, мы бросились в городок, но и там наткнулись на полное отсутствие алкоголя. Настроение испортилось, но тут у Россошика вдруг заблестели глаза. По-французски он говорит превосходно, и оживление у него вызвала надпись Farmasie («Аптека»).

– Подожди на улице, – сказал он мне и отважно шагнул к прилавку. Все, что происходило там, знаю с его слов, но даже со стороны выглядело это очень смешно. Провизор участливо выслушала его, затем протянула бутыль с прозрачной жидкостью, затем снова выслушала, ушла в подсобку и вынесла большую литровую бутыль, в которой, как вы сами понимаете, находился спирт.

Происходило же в аптеке следующее. Россошик продемонстрировал женщине в белом халате свою аккредитацию и сказал, что он фотограф и испытывает проблемы в связи с влажным климатом.

– Понимаете, мадам, оптика постоянно запотевает. Мне нужен медицинский спирт.

– Нет проблем, – сказала женщина и протянула Леве 100-граммовую бутылочку.

Фотограф выразил на лице легкое сожаление по поводу того, что его, иностранца, не вполне поняли.

– Видите ли, мадам, у нас с коллегой, который сейчас на улице, – Россошик указал на меня, трясущегося от смеха (благо в помещении было не слышно), – очень много фототехники. Боюсь, такого небольшого количества спирта может не хватить.

Что в этот момент двигало женщиной (жалость к несчастным приезжим или клятва Гиппократа, данная когда-то давно), но через короткое время мы гордо шли в пресс-центр, неся за пазухой живительный в этом промозглом климате эликсир. Кока-колу и фанту прессе наливали бесплатно, и вскоре мы не только пришли в себя, но и привели в чувство многих коллег, испытывавших примерно те же, что и мы, проблемы. Узнав от нас про аптеку, журналистская братия всех племен и народов устремилась по указанному адресу. Все они как на подбор оказались фотографами, и у всех имелось невероятно большое количество чутких оптических приборов. План по продажам аптека выполнила за сутки, а еще через день на короткое время приостановила работу. Как оказалось, аптекарша уехала пополнять запасы спирта.

Осколки разбитого вдребезги

Олимпиада 1992 года запомнилась парадом открытия. Наша команда шла под флагом с олимпийским кольцами, но каждый представитель независимой страны держал в руке собственный флажок. Кроме того, в параде приняло участие такое невероятное количество чиновников (друг другу уже не верили, и каждая страна делегировала собственных начальников), что от вида этой колонны осталось довольно неприятное чувство. Помню, там же я раздобыл комплект значков нашей олимпийской команды по всем видам олимпийской программы. Значки были заказаны и изготовлены еще до развала Союза и поэтому надписаны были «СССР». Партию не выпустили в оборот, но мне удалось достать этот раритетный набор.

Работали мы вдвоем, и освещать приходилось очень многое. Я, например, работал на финальном матче по хоккею, хотя сам хоккей практически не знаю. Однако лучше всего мне запомнился балет на лыжах, который был показательным видом на этих Играх. Второе место на этом турнире занял наш Сергей Щуплецов, впоследствии трагически погибший. Он был абсолютно лучшим, и то, что судьи присудили победу французу Граттерону, иначе, как несправедливостью, назвать нельзя. Поскольку турнир был показательным, никто из российских журналистов, кроме меня, туда не поехал. Естественно, после блистательного выступления Щуплецова хотелось взять у него интервью. Но подойти к спортсмену оказалось делом непростым. Микс-зоны, принятой в настоящее время на всех крупнейших соревнованиях, в Альбервиле не было. Был небольшой загончик для прессы и был коридор, по которому проходили спортсмены. Близко к ним нельзя было подойти и там, но там с ними можно было, по крайней мере, поговорить. Я кое-как докричался до Щуплецова. Он очень обрадовался, увидев соотечественника, и мы быстро договорились о встрече на этом небольшом участке стадиона. Но в тот самый момент, когда мы добрались до условленного места, там же появился упомянутый мной Граттерон. Тут началось невообразимое. Французская публика, не помня себя от восторга, бросилась к нему, сметая на пути все кордоны. Я в этот момент находился спиной к толпе и ничего не видел. Отчасти понять, что происходит, мне удалось уже после того, как сумасшедшие французы сбили меня, ограждения, и лишь какое-то чудо спасло Сергея. По мне пробежало множество ног, и слава богу, что снег был довольно глубоким. Мокрый и грязный, добрался я до пресс-центра и сел писать отчет. Материал был составлен в виде объяснительной записки главному редактору газеты: «Почему я не взял интервью у Щуплецова».

Честная бедность

Не хочу, чтобы у читателей сложилось мнение, будто Альбервиль был богом забытым местом, где нет ничего для нормальной жизни и проведения соревнований. Все работало хорошо, а прямые трансляции пресc-конференций победителей и призеров соревнований на все суб-пресс-центры с возможностью задавать вопросы, где бы ты ни находился, вообще было последним словом техники. Только в Солт-Лейк-Сити организаторы обещают предоставить журналистам аналогичные возможности.

В целом же работать было очень трудно. Средств на командировку не было совсем. Не скажу (просто не помню), сколько денег на командировку было у нас с Россошиком в Альбервиле (слезы какие-то), но в тот же год в Барселону мы отправились впятером, и на всех у нас имелось $360. Это включая проживание, питание и все-все-все. Однако на это мы тогда не слишком обращали внимание. Газета продавалась хорошо, а значит, можно было потерпеть многомесячные задержки зарплаты и прочие трудности.