Холод не тетка

— 14.02.2010 04:33 —

Деградируем всем миром

В какой-то момент мне даже казалось, что мои нападки на антураж Олимпийских игр были излишне всеобъемлющими. На самом деле я ожидал одного отдельно взятого элемента т. н. «олимпийской лихорадки», который, как я всегда считал, имеет полное право на жизнь.

Подобно средневековой элите, которая ко всем значимым событиям собственной биографии заказывала у композиторов своей эпохи оперы, оратории и реквиемы, представители современной элиты не упускали случая заказать пышные классические произведения для церемонии открытия и вручения медалей. А в наше время приходится чтить любое из редких начинаний, ведущих к созданию классических музыкальных произведений, да еще и заставляющее миллионы эти произведения слышать. Однако и здесь меня ожидало разочарование.

Негласная музыкальная традиция зародилась еще на первых возрожденных Играх в Афинах в 1896 году. Первый президент МОК грек Викелас заказал гимн двум соотечественникам: композитору Самарасу и поэту Паламасу.

Как вы можете слышать, убежденный последователь Пуччини Самарас не изменил себе в этой работе, которая получилась крепким, преисполненным драматизма продуктом оперной традиции рубежа XIX—XX веков. Так что едва ли стоит удивляться, что когда в 1954-м был объявлен конкурс на гимн Олимпиады всех времен и народов — принц Монако Пьер пообещал эпическое вознаграждение автору: аж $1000 — произведение Самараса опередило 391-го конкурента из 40 разных стран.

С тех пор оно исполняется на каждой Олимпиаде. И, тем не менее, даже после этого разные композиторы выполняли олимпийские заказы на аутентичное музыкальное сопровождение.

Чаще всего пробовал американец Джон Уильямс. Большому другу Стивена Спилберга, автору саундтреков к «Индиане Джонсу», «Инопланетянину» и многочисленным частям «Звездных войн» довелось писать музыку для четырех разных Олимпиад. Его первый и наиболее удачный опыт на Олимпиаде 1984 года в Лос-Анджелесе.

Готовясь в 1988 году к Играм в Сеуле, корейские власти по известным причинам хотели показаться более американскими, чем сам «дядюшка Сэм», и тоже заказали тему Уильямсу.

Уйдя от тотального доминирования духовых, Уильямс сумел создать достаточно интересное произведение, но дальше пошли все больше хаотичные многоярусные нагромождения музыкальных клише.

Пафосные названия произведений, предложенных Уильямсом для Атланты-1996

и Солт-Лейк-Сити-2002,

с трудом маскируют откровенную нехватку действительно свежих идей. Стоит закрыть глаза, и возникает все та же картина мальчика с другом-инопланетянином, летящих на велосипеде на фоне Луны.

Действительно с душой сделанных вещей — таких, как, например, тема чемпионата мира по футболу 2002 года в Корее/Японии, – единицы.

Мне не доводилось слышать ничего о болельщицком стаже Вангелиса Папатанассиу (что вполне естественно, учитывая, что жил он то тут, то там). Однако достаточно сравнить его работу для футбольного чемпионата и его тему для Сиднея-2000,

чтобы понять: конечно, Вангелис есть Вангелис, ниже определенного уровня он не опускается, но явно заметно, где он реально чувствовал суть, а где просто работал «на классе».

В МОК, похоже, сидели не совсем профаны, и «слабину» Вангелиса прочувствовали (это едва ли удивительно — ведь бесконечно встречаясь друг с другом в разных мегаполисах мира, после переговоров и банкета спортивные чинуши обыкновенно заканчивают вечер в балете или опере). В результате Вангелис парадоксальным образом лишился права сочинять музыку для Игр, проходивших на его родине. Вместо него музыкальное сопровождение Афинам-2004 в результате обеспечивал... Dj Tiesto.

Как бы нелепо и абсурдно не выглядело решение поручить написание саундтрека к Олимпиаде в Греции голландскому певцу эпохи экстэзи, концептуально оно полностью в рамках тренда: вытеснения классики с глобальных перформансов музыкой популярной.

Поначалу последней не было вообще, точнее она была идентична первой, но ровно 30 лет назад знаменитый «Олимпийский цикл» (http://80.ruz.net/pesni.htm) Александры Николаевны Пахмутовой впервые вывел поп на авансцену, и пошло-поехало.

Потом уже был сеульский альбом с участием Уитни Хьюстон,

в котором Уитни Хьюстон такая Уитни Хьюстон, а Джорджио Мородер, который лично для меня навсегда останется автором саундтрека к «Лицу со шрамом», получил уникальный шанс услышать свою песню на корейском.

Аморфный набор бодреньких аккордов подполнявшего репертуар всех хоть малость канадских поп-звезд Дэвида Фостера для Калгари-1988 озадачил сходством с заставкой к сериалу «Альф».

Дальше были «Amigos Para Siempre», сочиненные самим Эндрю Ллойдом Вебером, как всегда, для своей жены и — в этот раз — Хосе Карераса,

и шедевральный экспромт «Барселона» Фредди Меркьюри и Монтсеррат Кабалье, которому, увы, — из-за смерти Меркьюри — было не суждено быть исполненным на самом открытии Игр 1992 года.

Эти композиции дали некоторую надежду, что тренд повернет от поп-музыки обратно. Просто они хотя бы были в контексте своего времени и потому представляли хоть какую-то ценность. Однако уже хит Лиллехамера-1994 запросто можно было принять за участника Евровидения от Норвегии: с последними нотами из головы вылетает все — от имени исполнителя до смысла всего этого.

Певшая в Атланте-1996 Селин Дион уже в буквальном смысле знала о Евровидении не понаслышке (участвовала в 1988-м).

Международный хит Афин-2004 уже ни на какое Евровидение бы не взяли, слушать его можно было только на фоне других, откровенно местечковых греческих поп-икон.

А вековая итальянская оперная традиция вылилась лишь в Андреа Бочелли для Турина-2006,

а в Пекине-2008 нас снова ждала Сара Брайтман.

Безвестному Стефану Моккьо работа для Ванкувера-2010,

возможно, и впрямь кажется настоящей «золотой медалью», о чем он с гордостью заявляет во всех интервью, а вот Рихард Штраусс (всем хорошо знакомый из кубриковской «Космической одиссеи-2001»), получив заказ для Берлина-1936, откровенно плевался и делал все спустя рукава, но все равно создал достаточно интересный продукт.

Одним словом, уже сейчас очевидно: если Олимпийские игры в Лондоне и Сочи снова обойдутся без серьезных композиторов, о таком явлении, как классическая музыка, на Олимпиаде можно будет просто забыть.

Впрочем, похоже, это мало что изменит. Ведь нравится нам это или нет, но в наше время охват медиума уже окончательно отпраздновал свою сокрушительную победу над качеством контента. Иначе как стало возможным, что вальс второстепенного испанского композитора Франсиско Тарьеги имеет такое распространение, о котором не могут мечтать ни 5-я симфония Бетховена, ни «Турецкий марш» Моцарта, ни даже финал «Щелкунчика» Чайковского. Дослушайте до 20-й секунды, чтобы понять, как это стало возможным.